Глава III. Французско-Провансальская тема

Основной материал, извлеченный Блоком из французско-провансальских источников, относится к двум темам его пьесы: с одной стороны, это быт и нравы феодального замка, определяющие бытовую, семейную, исторически опосредствованную сторону душевной драмы Изоры; с другой стороны — это картина весеннего праздника в действии IV. К этому присоединяются отдельные мелкие детали, входящие в общий реалистический фон действия.

Обычно черновые редакции драмы обнаруживают большую близость к источникам, иногда даже прямые цитаты и ссылки на использованный материал. В процессе дальнейшей работы над текстом многие излишние частности, заимствованные из этих источников как сырой материал, отбрасывались, и оставались лишь типические детали, творчески переработанные и наиболее существенные для созданных поэтом художественных образов.

Для первой темы главным источником послужил провансальский рыцарский роман «Фламенка».

«Роза и Крест» совпадает с «Фламенкой» в основной ситуации любовного «треугольника» и в ряде конкретных деталей «адюльтерного» сюжета.

Глава IV. Бретонская тема

Самостоятельное место в драме Блока занимает бретонская тема, связанная с образом Гаэтана.

Тема эта была подсказана поэту впечатлением от его поездки в Бретань летом 1911 г.

Бретань, этот живописный осколок кельтской старины на скалистом побережье Атлантического океана, у входа в Ламанга, издавна привлекала многочисленных туристов красотами приморского пейзажа, своеобразным этнографическим колоритом и романтикой средневековой старины. В начале XX в. она была любимым местом творческих поездок парижских художников и поэтов, искавших живописных впечатлений и дешевых условий летнего отдыха.

В своих замечаниях к постановке пьесы в Художественном театре Блок подчеркивает голос океана как основной музыкальный лейтмотив действия II. Посещение Кемпера вводит Блока в круг исторических воспоминаний и легенд бретонского средневековья. Кемпер (Quimрег) — старинный город, когда-то столица герцогства Бретань, потом — провинции того же названия, а в настоящее время — главный город департамента Финистер. Путеводитель Бедекера из библиотеки Блока сообщает о нем следующие сведения.

Все эти места рассказа, подчеркнутые Блоком и тем самым запечатлевшиеся в его творческом воображении, дают то самое сочетание мотивов суровой северной природы — ветер, снежная метель, голос океана, — которое так характерно для блоковского восприятия Бретани и для пейзажа бретонских сцен его драмы.

В авторских пояснениях к пьесе эти символически знаменательные мотивы ландшафта неизменно подчеркиваются.

Глава V. Социальные мотивы

Блок приурочил действие своей драмы к 1208 г. — году начала альбигойских войн, кровавой и грабительской карательной экспедиции Симона де Монфора и феодалов северной Франции против еретиков Прованса, «тулузских ткачей».

Поэт, имевший вообще лишь смутное и инстинктивное ощущение социальных явлений, последовательно подчеркивает в своем изображении гражданской войны в средневековой Франции именно эту сторону событий.

Эта социально-историческая параллель была впервые подсказана Блоку E. В. Аничковым, ученым, склонным к социологическому анализу литературы и к модернизующим параллелям исторического прошлого с современностью. Записывая разговор с Аничковым в своей рабочей тетради, Блок отмечает: «А культура эта была вроде нашей крепостной, помещичьей (барщина и т. д.)»

Послесловие. К литературе вопроса

В обширной литературе о творчестве Блока вопросу об источниках драмы посвящена только статья Д. Шелудько, которая требует особого упоминания.

С исследованием Шелудько я имел возможность ознакомиться только по завершении этой работы, которая была написана в 1946 г. для сборника материалов и исследований об Александре Блоке, запроектированного для «Литературного наследства» под редакцией В. Н. Орлова. Автор этого исследования, известный специалист по средневековым романским литературам, в частности по поэзии трубадуров, воспитанник Киевского университета, завершивший свое научное образование в Петрограде в 1916 — 1917 гг. и после Октябрьской революции эмигрировавший в Софию, находясь за границей, мог воспользоваться в исследовании только примечаниями самого Блока к изданию 1916 г. и, как медиевист, прокомментировал авторские указания на источники с большим вниманием и осведомленностью. Из числа мелочей, не отмеченных мною, стоит упомянуть его указание, что имена двух рыцарей графа Арчимбаута — Оттона и Клари, с которыми у Блока жестоко расправились восставшие вилланы, поэт также нашел в «Фламенке» (р. 387 и 397), где Othon и Clari являются любовниками двух прислужниц героини и посвящаются в рыцари во время майского праздника.

К числу прямых ошибок Шелудько относится упорно повторяемое им утверждение, будто Блок учился в Петербургском университете на романском отделении и «слушал там лекции Веселовского о средневековой западной лирике. Оттуда его специальный интерес к трубадурам».

На самом деле Блок обучался на историко-филологическом факультете Петербургского университета не на романо-германском, а на славяно-русском отделении (т. е. на отделении русского языка и литературы). Лекций акад. А. Н. Веселовского он, вероятно, никогда не слушал.

Что касается рассуждений Шелудько о самой драме Блока, то они носят наивно-дидактический и крайне рассудочный характер.

Апрель 1946 — январь 1964 г.

АННА АХМАТОВА И АЛЕКСАНДР БЛОК

Анне Ахматовой «после смерти А. Блока бесспорно принадлежит первое место среди русских поэтов». Вот почему имя Ахматовой уже тогда прочно соединялось с именем Блока как ее «учителя», а их стихотворная переписка, опубликованная на страницах театрального журнальчика доктора Дапертутто (псевдоним В. Э. Мейерхольда) «Любовь к трем апельсинам» (1914, № 1), и задушевный надгробный плач, которым Ахматова проводила Блока в могилу («А Смоленская нынче именинница...», 1921), породили легенду о любовном романе между первым поэтом и крупнейшей поэтессой эпохи или, по крайней мере, о безнадежной любви этой последней к первому.

В рабочих тетрадях Ахматовой сохранилось большое число отрывков мемуарного характера, относящихся к Блоку.

Однако при всем поверхностном и мимолетном характере этих встреч «на людях», в литературных салонах и на литературных вечерах, нельзя не заметить, что для самой Ахматовой они всегда были чем-то очень важным и что она на всю жизнь запомнила, казалось бы, внешне незначительные, но для нее по-особенному знаменательные слова своего собеседника.

Первые встречи Блока с Ахматовой отразились в его дневнике 1911 г. Они встречаются у Городецких 20 октября этого года. Блок отмечает присутствие «молодежи» — Анны Ахматовой с Н. С. Гумилевым, поэтессы Е. Ю. Кузьминой-Караваевой.

Вскоре после этого, 7 ноября, они встречаются еще раз у Вячеслава Иванова, на «башне»: «...А. Ахматова (читала стихи, уже волнуя меня: стихи чем дальше, тем лучше)». Это свидетельство очень примечательно: оно найдет подтверждение в ряде последующих отзывов Блока о стихах начинающей поэтессы.

Через два года, по рассказу Ахматовой, она была на квартире Блока на Офицерской улице (ныне улица Декабристов) «в одно из последних воскресений тринадцатого года» (16 декабря) — «единственный раз», как сообщается в «Воспоминаниях», когда она была в гостях у поэта: «... я принесла Блоку его книги, чтобы он их надписал. На каждой он написал просто: „Ахматовой — Блок”... А на третьем томе поэт написал посвященный мне мадригал: „Красота страшна, вам скажут...”. У меня никогда не было испанской шали, в которой я там изображена.» О предстоящем приходе Ахматовой и ее просьбе надписать книги Блок, очевидно, был предупрежден поэтессой заранее.

Свой новый сборник Ахматова послала Блоку 24 — 25 марта 1914 г. Блок отвечает ей 26 марта:

Многоуважаемая Анна Андреевна.

Вчера я получил Вашу книгу, только разрезал ее и отнес моей матери. А в доме у нее — болезнь, и вообще тяжело; сегодня утром моя мать взяла книгу и читала не отрываясь: говорит, что не только хорошие стихи, а по-человечески, по-женски — подлинно.

Спасибо Вам.

Преданный Вам Александр Блок.

Для Блока оценка матери означала — высший суд. Это было известно и Ахматовой: иногда она вспоминала об этом впоследствии с некоторым нетерпеливым раздражением.

Стихи Ахматовой Блок прочитал, вслед за матерью, с очень большим вниманием.

Блок обратил внимание и на пейзажи Ахматовой, также созданные в чуждой ему самому и новой для русской поэзии того времени реалистической манере, как обязательный ассоциативный фон душевного переживания, но без видимой связи с ним, которая порождалась у символистов снятием грани между объективной действительностью и субъективным чувством, между природой и душой поэта.

Существование для Ахматовой с молодых лет «атмосферы» и традиции поэзии Блока подтверждается наличием в ее стихах довольно многочисленных реминисценций из Блока, в большинстве, вероятно, бессознательных.

В литературе уже отмечалась перекличка с Блоком в стихотворении, где, при всем различии темы, Блоком подсказана общая синтаксическая структура строфы («Тот город, мной любимый с детства...», 1929).

С Блоком связан и основной любовный сюжет поэмы Ахматовой, воплощенный в традиционном маскарадном треугольнике: Коломбина — Пьеро — Арлекин. Биографическими прототипами, как известно, были: Коломбины — приятельница Ахматовой, актриса и танцовщица О. А. Глебова-Судейкина (жена художника С. Ю. Судейкина); Пьеро — молодой поэт, корнет Всеволод Князев, покончивший с собой в начале 1913 г., не сумев пережить измену своей «Травиаты» (как Глебова названа в первой редакции поэмы); прототипом Арлекина послужил Блок. Этот любовный треугольник в качестве структурной основы маскарадной импровизации получил особенно большую популярность благодаря лирической драме Блока «Балаганчик» (1906), поставленной В. Э. Мейерхольдом в театре В. Ф. Комиссаржевской (1906 — 1907) и вторично, спустя несколько лет, в зале Тенишевского училища накануне мировой войны (апрель 1914 г

1970 г.